Блог психолога Наталии Холиной

Немного о нашей человеческой природе :)

Нашла на просторах интернета видимо давний текст Насти Рубцовой о достаточно хорошей матери. Делюсь

Достаточно хорошая мать: 6 пунктов по Винникотту

Первое. Мать, должна физически быть. Только не смейтесь, это не такой уж очевидный пункт. То есть она не должна пропадать дольше, чем на несколько дней, уезжать в научно-исследовательскую экспедицию в республику Конго на полгода, работать до 11 вечера, ложиться в больницу на месяц или вообще умирать.

С ней все это может случаться. Чего только в жизни не бывает. Но тогда фигурой, заменяющей мать, становится папа, бабушка, няня, и все наши следующие пункты уже будут относиться к этому человеку.

Второе. Она умеет справляться со своей тревогой и успокаивать ребенка. Это очень сложный пункт, о нем написаны десятки книг и статей, но в двух словах: если у вас дома бардак, если вы можете выйти из дома без того, чтобы проверить семь раз, выключен ли утюг и газ, если вы не впадаете в панику, глядя, как ребенок карабкается по грязной лесенке, значит, с тревогой вы как-то справляетесь. Если вы можете так обнять ребенка, чтобы он успокоился (не придушить, а обнять), если вам хотя бы иногда удается заменить «Не ори, хватит меня позорить!» на «Все хорошо, все хорошо, мой маленький, давай успокаиваться», хотя бы в одном случае из ста, то вы справляетесь. И даже если не удается, этому можно научиться. Постепенно.

Третье. Достаточно хорошая мать ошибается. Она должна ошибаться. Обязана. Иногда не угадывать, чего там пищит ребенок, то ли замерз, то ли есть опять захотел. Тем более — не предугадывать его желаний. Иногда слишком тепло — или слишком легко — его одевать. Не выполнять всех его требований и не покупать всего, чего он просит. И так далее. По Винникотту, хорошая мать ошибается примерно в 30% случаев, и ее ошибки абсолютно необходимы ребенку — иначе, будь она идеальной, он бы не научился справляться с обидой, печалью, гневом и яростью.

Если верить другим исследователям, чем идеальнее мать, тем хуже для психики ребенка. Тем более, что за «идеальность» часто выдают ту самую повышенную тревожность, которая у нас идет предыдущим пунктом.

Четвертое. Достаточно хорошая мать имеет свою собственную жизнь. Она не погружена целиком в ребенка, есть и другие люди, с которыми она отдыхает душой от младенческих забав, всех этих «ку-ку» и «мы покакали». Винникотт полагал, что у нее должен быть еще и хороший секс с отцом ребенка, но тут Винникотт не авторитет, потому что сам он никого не рожал. И до секса ли там, в первый год младенческой жизни, прости господи. И почему именно с отцом ребенка? Но суть именно в том, что у матери есть взрослые — неважно, сексуальные ли — отношения с кем-то еще.

Пятое. Достаточно хорошая мать понимает свои чувства. Ну как-то, хоть немного. Она узнает в себе зависть и обиду, стыд и печаль, радость и облегчение, воодушевление и усталость и так далее. Может перепутать, например, зависть и обиду, а кто из нас не путает время от времени? Но у нее не возникает грубой путаницы, она не называет, например, свое раздражение любовью, усталость — ненавистью, злость — радостью, не отворачивается в ужасе от любого чувства со знаком минус. Не говорит с ребенком вымученно о его чувствах «по Гиппенрейтер». Просто понимает свои чувства, и все. Никаких дополнительных усилий не нужно. Ребенок обучается этому бессознательно, когда проводит время с ней рядом.

Еще достаточно хорошая мать умеет мечтать. Все.

Остальное, с точки зрения психоаналитика, имеет значение гораздо меньшее. Неважно, во сколько лет ребенок приучился ходить на горшок, и знает ли он в 3 года алфавит. Неважно, на какие кружки он ходит, умеет ли «вести себя в обществе» и рассказывать стихи с табуретки. Неважно, питается ли он по режиму, играет ли в планшетник, и гуляют ли с ним дважды в день, или всего раз в день, или, о ужас, ни разу.

И развивают ли его по Монтесорри, и ставят ли прививки. И ставят ли в угол. И так далее.

Автор: Анастасия Рубцова

Вот поэтому 5-10-15 лет психотерапии порой. И не только ради детей (еще ради всех, кого мы любим. Ради того, чтобы чего-то тяжелого на них не вываливалось из этого автобуса персональной, семейной и коллективной истории, из опыта межпоколенческой травмы)...

Мария-Луиза фон Франц в «Феномены Тени и зла в волшебных сказках» заметила: "Согласно Юнгу, самый тягчайший грех — нежелание достигнуть осознания, хотя такая возможность есть. Именно поэтому Юнг говорит, что с точки зрения психологии одной из самых злых и губительных сил являются нереализованные творческие способности.
Если кто-то обладает творческим даром и вследствие своей лени или по какой-либо другой причине его не использует, эта психическая энергия превращается в настоящий яд".

Яд от нереализованности, который зачастую проявляется у людей в виде внутренней тоски, скуки и апатии.
Есть шанс задуматья

Философ и психоаналитик Джонатан Лир о цели психоанализа:

"...Цель психоаналитической терапии не в том, чтобы фантазия человека ушла, даже когда она становится осознанной... Скорее задача заключается в том, чтобы научиться творчески и полноценно жить с фантазией. Иногда это может включать в себя трансформацию фантазии и соответственное ослабление таких эмоций, как гнев и вина. Но иногда, когда фантазия сохраняется, это может включать в себя трансформацию того, как человек с ней живет. То есть гнев на покойного родителя и разочарование в нем могут не уйти даже после рациональной оценки, что они в конечном итоге не обоснованы, даже после аналитической терапии.
Но они могут стать поводом для юмора, для поэзии, для размышлений об утрате, для рассмотрения моральных причин, для написания критических рецензий на книги, для того, чтобы проводить больше времени с собственными детьми, для чтения Шекспира, для занятий греблей на каноэ. Успех терапии зависит не обязательно от исчезновения гнева в свете рациональной оценки (прозрачности), но от того, прекратил ли человек застревать с гневом в ригидных практиках, которые сам не понимает".

Один из показателей выхода страны из нищеты - рост покупок гитар.
Рослинг Х. "Фактологичность"

Курт Воннегут:
Когда мне было 15, я провел месяц, работая на археологических раскопках. Как-то раз я разговорился с одним из археологов во время обеденного перерыва. Он задавал тот тип вопросов, которые обычно спрашивают у молодых людей, чтобы «узнать тебя». Ты занимаешься спортом, какой твой любимый вид? И я ответил ему: нет, я спортом не занимаюсь, я работаю в театре, пою в хоре, играю на скрипке и пианино, раньше брал уроки живописи. И он ответил — ВАУ. Это потрясающе! И я сказал: «Ой, неет, я не очень хорош ни в чем из этих вещей!»

И он произнес нечто, что я никогда не забуду, что полностью взорвало мой мозг, потому что никто никогда ничего подобного не говорил, до этого момента: «Я не думаю, что делать что-то хорошо — это единственный смысл заниматься этим. Я думаю, ты получаешь превосходный опыт и разнообразные навыки, это все просвещает тебя и делает интересной личностью, не важно, насколько хорошо ты овладеваешь этим всем».

Признаюсь честно, это изменило мою жизнь. Потому что я ушел от провала, от того, кто не был достаточно талантлив ни в чем, чтобы заявить о себе, к тому, который занимается чем-то, потому что наслаждается этим. Я вырос в предельно успехо-ориентированной среде, переполненной мифом о Таланте, где, я думал — был лишь один мотив делать нечто — «Побеждать» в этом.

Много лет назад антрополог Маргарет Мид спросила студентов о том, что они считают первым признаком цивилизации. Студенты ожидали, что Мид расскажет о рыболовных крючках, глиняных горшках или обработанных камнях.
Но нет. Мид сказала, что первым признаком цивилизации в древней культуре является бедренная кость, которая была сломана, а затем срослась. Мид объяснила, что если живое существо в царстве животных ломает ногу, то оно умирает. Со сломанной ногой оно не может убежать от опасности, добраться до реки, чтобы напиться или охотиться за едой. Оно становится добычей для хищников, поскольку кость срастается довольно долго.

Бедренная кость, которая была сломана, а затем срослась - это доказательство того, что кто-то потратил время, чтобы остаться с тем, кто получил это повреждение, перевязал раны, перенёс человека в безопасное место и охранял его, пока тот не восстановился. Помогать другому человеку во время трудного периода - это тот поступок, с которого начинается цивилизация, - сказала Мид.

Маргарет Мид (англ. Margaret Mead; 16 декабря 1901, Филадельфия — 15 ноября 1978, Нью-Йорк) — американский антрополог, представительница этнопсихологической школы. Получила всемирную известность благодаря исследованиям по социализации детей и подростков в Полинезии.
Основательница Института сравнительной культурологии, член Национальной академии наук США (1975).

Некоторые выдержки одного из семинаров Рене Руссийона, проходивших в Институте Психологии и Психоанализа на Чистых прудах.

Самоубийство на самом деле является убийством. Убийством другого, находящегося внутри.

Ругая и критикуя себя мы на самом деле ругаем и критикуем другого.
Еще в 1915 году Фройд отметил, что самоубийство на самом деле является убийством другого, который находится внутри (вовнутрь он попадает из-за инкорпорации). Если человеку в ситуации потери работа горя по потерянному объекту не удаётся или она невозможна, остаётся работа меланхолии, -- она заканчивается инкорпорацией утраченного объекта.
Меланхолия чаще связана не с потерей объекта, а с потерей другого рода -- с разочарованием. Разочаровывающий нас объект вызывает злость, ярость. "Тень объекта падает на Я", расплавляется внутри. Я пытается ассимилировать "тень" и тогда и злость, ярость, и разочарование поворачивается на Я. Меланхолики принимают за своё то, что было инкорпорировано ими (из-за недостаточности, дефицитарности объекта).

Источник: https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=986126155219004&id=100014648851494

(а) Пациенты психологов страдают главным образом от чувств. Ключевое отличие между психоаналитическими и психофармакологическими методами лечения заключается в том, что мы полагаем, что чувства что-то значат. В частности, чувства маркируют неудовлетворенные потребности. (Таким образом, пациент, который страдает от паники, боится что-то потерять, пациент, который страдает от ярости, чем-то фрустрирован и так далее). Этот трюизм справедлив вне зависимости от этиологических факторов, даже если один человек в силу своей конституции более склонен к страху, чем другой, или обладает меньшей когнитивной способностью к модификации предикций, его страх по-прежнему что-то значит.
Для ясности: эмоциональные расстройства подразумевают безуспешные попытки удовлетворения потребности. То есть, психологические симптомы (в отличие от физиологических) подразумевают интенциональность.

(б) В таком случае, главная цель психологического лечения заключается в том, чтобы помочь пациентам овладеть более рабочими способами удовлетворения своих эмоциональных потребностей. Это, в свою очередь, ведет к улучшенной эмоциональной регуляции. В противоположность этому фармакологический подход подавляет нежелательные чувства. Мы не считаем, что препараты, которые напрямую воздействуют на чувства, излечивают эмоциональные расстройства, лекарства лечат симптомы, а не причину. Для излечения эмоционального расстройства необходимо работать с неспособностью пациента удовлетворять стоящие за его переживаниями потребности, так как именно они и вызывают эти симптомы. Однако иногда симптоматическая терапия необходима для того, чтобы пациент стал доступен для психологического лечения, потому что большинство видов психотерапии подразумевает сотрудничество между пациентом и терапевтом (см. ниже). Также верно и то, что некоторые пациенты никогда не становятся доступными для психотерапии. Мы также признаем, что пациенты просто хотят почувствовать себя лучше: они не хотят для этого работать.

(Из The neurobiological underpinnings of psychoanalytic theory and therapy, 2018)